В яме нами были действительно обнаружены и глиняные черепки, и человеческие кости, но, кроме того, был найден черенок ножа с клеймом старинной русской фабрики N.N. Впрочем, я с уважением завернул в свой носовой платок пористую известковую корочку от чьей-то черепной коробки. Жизнь на всяком острове,- будь то Мальта, Святая Елена или Мадера,- протекает в благородном ожидании. Это имеет свою прелесть и неудобство. Во всяком случае, все постоянно заняты, чуточку спадают с голоса и немного внимательнее друг к другу, чем на большой земле, с ее широкопалыми дорогами и отрицательной свободой. Ушная раковина истончается и получает новый завиток. На Севане подобралась, на мое счастье, целая галерея умных и породистых стариков - почтенный краевед Иван Яковлевич Сагателян, уже упомянутый археолог Хачатурьян, наконец, жизнерадостный химик Гамбаров. Я предпочитал их спокойное общество и густые кофейные речи плоским разговорам молодежи, которые, как всюду в мире, вращались вокруг экзаменов и физкультуры. Химик Гамбаров говорит по-армянски с московским акцентом. Он весело и охотно обрусел. У него молодое сердце и сухое поджарое тело. Физически это приятнейший человек и прекрасный товарищ в играх. Был он помазан каким-то военным елеем, словно только что вернулся из полковой церкви, что, впрочем, ничего не доказывает и бывает иной раз с превосходными советскими людьми. С женщинами - он рыцарственный Мазепа, одними губами ласкающий Марию, в мужской компании - враг колкостей и самолюбий, а если врежется в спор, то горячится, как фехтовальщик из франкской земли. Горный воздух его молодил, он засучивал рукава и кидался к рыбачьей сетке волейбола, сухо работая маленькой ладонью. Что сказать о севанском климате? - Золотая валюта коньяку в потайном шкапчике горного солнца. Стеклянная палочка дачного градусника бережно передавалась из рук в руки. Доктор Герцберг откровенно скучал на острове армянских материй. Он казался мне бледной тенью ибсеновской проблемы или актером МХАТа на даче. Дети показывали ему свои узкие язычки, высовывая их на секунду ломтиками медвежьего мяса... Да под конец к нам пожаловал ящур, занесенный в бидонах молока с дальнего берега Зайналу, где отмалчивались в угрюмых русских избах какие-то экс-хлысты, давно переставшие радеть. Впрочем, за грехи взрослых ящур поразил одних безбожных севанских ребят. Один за другим жестковолосые драчливые дети никли в спелом жару на руки женщин, на подушки. Однажды, соревнуясь с комсомольцем X., Гамбаров затеял обогнуть вплавь всю тушу Севанского острова. Шестидесятилетнее сердце не выдержало, и, сам обессилевший, X. вынужден был покинуть товарища, вернулся к старту и полуживой выбросился на гальку. Свидетелями несчастья были вулканические стены островного кремля, исключавшие всякую мысль о причале... То-то поднялась тревога. Шлюпки на Севане не оказалось, хотя ордер на нее был уже выписан. Люди заметались по острову, гордые сознанием непоправимого несчастья. Непрочитанная газета загремела жестью в руках. Остров затошнило, как беременную женщину. | 
