«Я скажу тебе, бессовестный:
Ты в семье обуза тяжкая,
На какую не потребуют
Спины битые, татарские,
Из войны ты много выгоды
Вынес, кроме ран полученных?
Коли сыт ты добрым именем,
Ну и лопай свои подвиги».
Гоготур— герой печалится,
Меч рукой тихонько трогает,
И корой лафани нежною
Крепко стан свой перепоясывает.
Перекинул щит через левое,
А на правое плечо взял пищаль свою,
Словно дерево огромное,
На подъем чрезмерно трудную,
И жене своей ответил так:
«Ходоком всю землю выхожу.
Я сказал и это сделаю:
Не кручинься, быть по— твоему».
И пошел обратно к родичам,
Говорит, смеется в бороду.
III
О ту пору о весеннюю,
Как фиалка заневестилась,
Как нагорьями зелеными
Гор окружность закурчавилась;
Снег в ложбинах стаял пятнами,
И земля набухла влагою;
К зеленям прозрачным тянутся
Бычьи и оленьи головы;
Дуры — птицы свистом— щебетом
Гомонят сильнее прежнего;
Как Арагва[3] черно—талая
Воет, роется и прядает,
И с ресниц дремоту стряхивают
Пробужденные окрестности;
Воду впитывают трещины,
Тает лед на горной скатерти, —
Из—за церковки Копальской — вдруг —
Человек, как глыба, кряжистый.
Он ползет, как тяжкий оползень,
Лицо каменное, хмурое,
А другой — с горы спускается,
Он поет, и ржет гора в ответ,
Он коня слегка подбадривает.
Кулики пищат болотные,
Статный конь под ним приплясывает,
Словно чует победителя,
А с черкески красной свесилась
Дашна[4], солнцем упоенная.
Гоготура видит Апшина
И смеется тихо в бороду,
Вскачь пустился, переводит дух
И ругается невежливо,
Далеко кремневка Апшины
Заиграла острым лучиком...
«Дай мне, пшав, оружье бранное,
С неуклюжего меч валится,
Прямодушен храбрый Апшина:
Не таится, не подкрадывается.
Что глядишь ты вопросительно:
Говорит с тобою Апшина.
А не то, гляди, потребую
У меча службу горячую».
Гоготур решил: попробую
Показаться жалким Апшине.
Любопытно, что он сделает —
Пожалеет ли, помилует
Или втопчет в пыль дорожную.
«Что ты, брат мой, заговариваешься,
Я не женщина беременная,
И меня мать в люди вывела,
Не в навозной куче нянчила.
Почему ты хочешь, Апшина,
Снять с меня оружье бранное?
Или в Бога ты не веруешь!
Стыд мне застит солнце милое,
Люди скажут мне: кикимора,
Быть тебе в лепешку сплющенным.
|
Ты побойся бога, Апшина.
Брат, зачем тебе мой черный стыд,
Сбить папаху, пустить по миру
И позор скормить молве людской?
Человек ты видный, с именем,
А со мной враждуешь попусту.
Не снимай с меня стальной убор —
Так и быть, начнем речь бранную!»
«Пшав, довольно я замешкался;
Подавай меч, не улещивай.
Подавай кремневку крепкую:
У меня пускай погреется.
За неделю пути горного
Даже очи обезлюдели.
Подавай убранство бранное,
А не то изволь песок лизать,
И трепать Арагве каменной
На порогах твои косточки».
Дал он меч ему, кремневку дал.
А последним дал щит выпуклый.
До уздечки добирается
Нежный родич, чадо милое,
Понукает коня Апшина.
Конь глотнул, как птица воздуха.
Гоготур— герой не выдержал.
Зароптал, преобразился весь.
«Ты звенишь моим оружием —
Или стыд тебя гнушается,
За дела твои бесстыжие
На каменьях мозг твой высушить!»
Вот Гоготур распаляется,
Повалил, бьет, треплет Апшину.
Страх ступил на горло Апшине,
Он лежит туго спеленутый,
Гоготур ведет речь умную:
«Ты хорош ездок, да я строптив.
Я просил, а ты был глух и черств,
А теперь твоя кривая шашка мне
Приглянулась, с ней твой Лурджа конь,
С ней твой круглый, твой тяжелый щит:
Зря пыхтел ты под доспехами».
«Пощади!»— взмолился Апшина,
Выплюнул язык расщепленный,
Весь истаял черным-иссиня,
Сохраняя злость дремучую.
«Соблазнился я, запутался,
О тебе слыхал сторонкою,
Думал, ты — ограда ветхая,
Из камней трухлявых хижина;
По заслугам ты захвален, Пшав,
Мощно мышцей ты орудуешь,
Побратаемся, помиримся,
И верни мне звон оружия!
Трудно молвить: слово вяжет стыд;
Брат, верни мне облик воина,
А не то спать уложи навек,
Освежи грудь светлой дашною.
С легким сердцем разве мыслимо
Снять с себя ярмо военное?
На чужих плечах примеривать
Дашну, меч, убранство светлое?
Все равно обезоруженный
Герой смертью покрывается».
«Поумнел ты поздно, Апшина,
Вот когда ты образумился,
Знаешь сам, земля Грузинская,
Вся как есть, врага чурается,
А хотел с меня оружье снять!
Узнаю тебя, безбожника:
Всюду рыскаешь и нюхаешь.
Видно, ты, хвастун бессовестный,
Точно крыса поскребущая
Черноусая на мельнице.
Заикнулся б ты о голоде,
Я б тебя утешил досыта.
Ты на братский меч позарился:
Видно, в Бога ты не веруешь.
Или ты в кувшинах глиняных
Серебро хранишь военное.
Если любишь светлой шашки взмах,
Свист полета, скорость коршуна,
Посмотри, как темен враг числом,
Как он борется, упорствует.
|
